Неточные совпадения
А город, окутанный знойным туманом и густевшими
запахами соленой рыбы, недубленых кож, нефти, стоял на грязном
песке; всюду, по набережной и в пыли на улицах, сверкала, как слюда, рыбья чешуя, всюду медленно шагали распаренные восточные люди, в тюбетейках, чалмах, халатах; их было так много, что город казался не русским, а церкви — лишними в нем.
— Разе это работа, Михей Зотыч? На два вершка в глубину
пашут… Тьфу! Помажут кое-как сверху — вот и вся работа. У нас в Чердынском уезде земелька-то по четыре рублика ренды за десятину ходит, — ну, ее и холят. Да и какая земля — глина да
песок. А здесь одна божецкая благодать… Ох, бить их некому, пшеничников!
Чем-то острым дышит нагретый за день
песок, особенно слышен жирный, сладковатый
запах боен —
запах крови; а со дворов, где живут скорняки, солоно и едко
пахнет мездрой.
Заглядывая в желтую яму, откуда исходил тяжелый
запах, я видел в боку ее черные, влажные доски. При малейшем движении моем бугорки
песку вокруг могилы осыпались, тонкие струйки текли на дно, оставляя по бокам морщины. Я нарочно двигался, чтобы
песок скрыл эти доски.
Аромат их духов и разгоряченных тел странно смешивался с
запахом степной полыни, увядающего листа, лесной сырости и с отдаленным тонким
запахом скошенной отавы. Повсюду — то медленно, то быстро колыхались веера, точно крылья красивых разноцветных птиц, собирающихся лететь… Громкий говор, смех, шарканье ног о
песок площадки сплетались в один монотонный и веселый гул, который вдруг с особенной силой вырывался вперед, когда музыка переставала играть.
Запах сырого
песку, смешиваясь с
запахом лопуха, разливался в воздухе.
Дьякон встал, оделся, взял свою толстую суковатую палку и тихо вышел из дому. Было темно, и дьякон в первые минуты, когда пошел по улице, не видел даже своей белой палки; на небе не было ни одной звезды, и походило на то, что опять будет дождь.
Пахло мокрым
песком и морем.
И вспомнил царь, как много лет тому назад скончался его отец, и лежал на
песке, и уже начал быстро разлагаться. Собаки, привлеченные
запахом падали, уже бродили вокруг него с горящими от голода и жадности глазами. И, как и теперь, спросил его первосвященник, отец Азарии, дряхлый старик...
Проходя между барьером и первым рядом кресел, режиссер мог различить сквозь мрак только арену цирка, обозначавшуюся круглым мутно-желтоватым пятном; остальное все: опустевшие ряды кресел, амфитеатр, верхние галереи — уходило в темноту, местами неопределенно чернея, местами пропадая в туманной мгле, крепко пропитанной кисло-сладким
запахом конюшни, аммиака, сырого
песку и опилок.
Там всё было хмуро, неподвижно и пропитано суровой важностью, а здесь — грациозные берёзы качали гибкими ветвями, нервно дрожала серебристая листва осины, калинник и орешник стоял пышными купами, отражаясь в воде; там желтел
песок, усеянный рыжеватой хвоей; здесь под ногами зеленела отава, чуть пробивавшаяся среди срезанных стеблей; от разбросанных, между деревьев, копен
пахло свежим сеном.
Люблю я эти аллеи, люблю серозеленый нежный цвет и тонкий
запах воздуха под их сводами; люблю пестреющую сетку светлых кружков по темной земле —
песку у меня, ты знаешь, нету.
Его окружает человек двадцать таких же оборванцев, от всех — как и от всего здесь —
пахнет соленой рыбой, селитрой. Четыре бабы, некрасивые и грязные, сидя на
песке, пьют чай, наливая его из большого жестяного чайника. А вот какой-то рабочий, несмотря на утро, уже пьян, возится на
песке, пытаясь встать на ноги и снова падая. Где-то, взвизгивая, плачет женщина, доносятся звуки испорченной гармоники, и всюду блестит рыбья чешуя.
В походном, наскоро сколоченном из досок зверинце Иоганна Миллера сторожа еще не успели зажечь ламп для вечернего представления. На всем лежит тяжелая полумгла. Железные решетки, клетки, барьеры, скамейки, столбы, поддерживающие крышу, кадки с водою и ящики для
песка кажутся при этом умирающем мерцании осеннего вечера нагроможденными в беспорядке. Воздух насыщен острым
запахом мелких хищников: лис, куниц и рысей, смешанным с
запахом испортившегося сырого мяса и птичьего помета.
— Не испытывай, Степанушка, судеб Божиих, — сказал
Пахом. — Не искушай Господа праздными и неразумными мыслями и словесами. Он, милостивый, лучше нас с тобой знает, что делает. Звезды небесные,
песок морской, пожалуй, сосчитаешь, а дел его во веки веков не постигнешь, мой миленький. Потому и надо предать себя и всех своих святой его воле. К худу свят дух не приведет, все он творит к душевной пользе избрáнных людей, некупленных первенцев Богу и агнцу.
Работали двое: псаломщик Никон, бравший
песок для церкви, и работник старосты, Семен Мосягин. Иван Порфирыч любил, чтобы
песку у него было много и на улице перед домом, и на мощеном дворе, и Семен уже успел с утра отвезти одну телегу, а теперь накладывал другую, бойко швыряя полные лопаты золотистого, красивого
песку. Ему было весело от жаркого жужжанья, от
запаха и приятной работы; он задорно поглядывал на мрачного псаломщика, лениво ковырявшего
песок щербатым скребком, и дразнил его...